«Библиотека воспоминаний» инсталляция. 1305×630×200 мм. ОСБ, песок, акрил.
За бараками стоят в ряд сараи, в которых жители бараков хранят старые вещи. В один из прогалов между сараями видно памятник 1995 года жертвам концентрационного лагеря «Земун». На данный момент около памятника происходит реконструкция благоустройства, поэтому перед ним подготовка из песка. Именно на этом основании из песка, ровно по оси с памятником я размещаю объект, форма которого основана на образе библиотечных картотек и, в то же время, на образе колумбария. Воспоминания, которые мы храним в картотеке, постепенно просачиваются как песок сквозь пальцы и уходят в забвение. Прорези в лицевой стороне ящиков выполнены в форме букв «izgubljeni raj», цитирующих письмо Хильды Дайч, которая писала его с территории лагеря своим подругам, находящимся на свободе. Свобода — это другая сторона реки, которую хорошо видно, но которая настолько недостижима, что Хильда сравнивает ее с раем. Сквозь прорези струится песок, которым наполнены ящики, он просачивается и постепенно опустошает их, как происходит и с картотекой воспоминаний.
Мимо проходит мужчина строитель, на бордюре сидит и разговаривает по телефону женщина. Они не обращают внимания на происходящее. Сзади подходит девушка, судя по лицу и взгляду, читает надпись. Она достает телефон и фотографирует инсталляцию. Фотографии останутся не только у меня.
КРИСТИНА РАЗУМОВА
Помнить нельзя забыть
Мой отец погиб, когда мне было 2,5 года. О его существовании я узнала, когда получала паспорт. Найти его могилу я пыталась несколько раз, одна и с помощью мамы. Дом в котором он жил в юности, я увидела, когда мне был 41 год. Кладбище в деревне, которая находится на краю Рязанской области я исходила вдоль и поперек. Но очень большое количество могил там не имеют табличек с именами и датами. Железные кресты, железные ограды, обезличенные и забытые. Помимо огорчения и разочарования от безрезультатных поисков, я размышляла о памяти и о конкретном месте, которое может служить практической точкой этой моей мемориальности. Это место не имеет значения для прошлого, для ушедшего человека. Оно имеет значение для меня в настоящем. Это географические координаты, куда я могу принести свою травму, это монумент моей боли. А дальше я размышляю о том, как скоро я сама стану обезличенной могилой, которая будет забыта. «Ибо прах ты и во прах возвратишься».
Война началась, когда мне было 42 года. Это не прошлое, это настоящее. Травматичный опыт, который длится и не заканчивается, он все еще не стал прошлым. Но и повседневная обычная жизнь — тоже моё настоящее. Я замечаю, как обыденное пытается заслонить травматичное. Это защитная реакция психики. Но я возвращаю подавленные воспоминания о травме. Дрейф и блуждания через настоящее, которые не приведут в пункт назначения. Нет географических координат, куда я могу принести свою травму, нет монумента моей боли.
Территория Старого Саймиште в Белграде — место многого памятования.
В 1937–1938 году это место Белградской ярмарки, где были построены павильоны и происходила культурная, торговая жизнь. Первая Белградская ярмарка открылась 11 сентября 1937 года. А уже 8 декабря 1941 года на территорию ярмарки, которая была трансформирована немецкой военной администрацией в еврейский лагерь Земун (Judenlager Semlin), были отправлены евреи Белграда. К 12 декабря в лагере находилось уже более 5000 узников.
В Белградских архивах сохранилось 4 письма медсестры Хильды Дайч, которая добровольно отправилась в лагерь, чтобы работать в лагерной больнице и помогать людям. И как и большое количество узников, погибла там же.
После второй мировой войны территория ярмарки была использована для строительства бараков, в которых жили строители Нового Белграда (района города, расположенного между Старым Саймиште и Земуном). До сих пор в них живут люди. Итальянский павильон был передан под мастерские Сербскому союзу художников (до сих пор там располагаются мастерские).
В июле 2022 года началась реконструкция центральной башни ярмарки, в которой на данный момент находится музей холокоста в лагере Земун. Следующий на очереди — бывший итальянский павильон.
Однажды попав в это место, я не могу перестать о нем думать и прихожу туда снова и снова. Пласты исторического травматичного контекста, будничной жизни людей, для которых это дом, постепенное восстановление мемориальной функции, всё это создаёт очень многогранный рисунок территории. Одновременное присутствие памяти и в то же время, протекание обычной жизни в настоящем на фоне этой мемориальности, очерчевает вопрос видимости памяти и истории места.
Спортивная школа в Спасичевом павильоне (бывшее здание больницы лагеря), пока еще действующие мастерские художников в Итальянском павильоне, ресторан в Турецком павильоне (бывший морг лагеря), музей Холокоста в реконструированной центральной башне Ярмарки, квартиры в бараках, два мемориальных памятника 1984 и 1995 годов, различные технические объекты — это то, чем сейчас наполнена территория Старого Саймишта.
Проект «Помнить нельзя забыть» — это серия сайт-специфик работ, которой я хотела подчеркнуть фоновость исторического контекста травматичного опыта для повседневной жизни настоящего.
«Ранение внутри» инсталляция. 810×620×200 мм. Стальная проволока, оргстекло.
Рядом с мемориальной доской 1984 года, в память «о «сорока тысячах человек со всей нашей страны, которые были там жестоко замучены и убиты», натянуты веревки для сушки белья на улице. Там все время появляются постиранные вещи. Женщины выходят с тазами и развешивают белье на солнце. Я вешаю свою работу рядом. Моё бельё растворяется в окружении, каркас из проволоки отсылает к трагическому контексту места. Прозрачный куб, как прозрачные воспоминания, внутри которых находится травма — перекрестье из колючей проволоки. Осколок воспоминаний, который невозможно извлечь, который напоминает о себе шевелением в теле памяти. Недалеко за уличным столиком женщины пьют утром кофе и разговаривают. Я переживаю, что они могут начать задавать вопросы, что я тут делаю. Но они продолжают разговаривать, а потом забирают чашки с подносом и уходят внутрь барака. Работа растворяется в пространстве, я становлюсь незаметной и растворяюсь вместе с ней. Сквозь призрачный куб воспоминаний просматривается материальное напоминание о событиях прошлого, мемориальная доска 1984 года, рядом с которой лежит засохший венок.
«Письмо Хильды» инсталляция. 200×200×4 мм. Пластины оргстекла, маркер.
В лагерь «Земун» добровольно отправилась медсестра Хильда Дайч, которая посчитала своим долгом помогать людям. Слова из ее письма (которое она писала с территории лагеря своим подругам, находящимся на свободе): «Stalno razgovaram sa vama i želim da vas vidim jer ste vi za mene onaj izgubljeni raj» («Я все время разговариваю с вами и хочу вас увидеть, потому что вы для меня «потерянный рай»). Эти слова содержат в себе одновременно надежду и безнадежность. Обращение к внешнему миру, который становится все более призрачным, как растворяющиеся тени от букв. Я пишу эти слова на пластинах из оргстекла и закрываю ими выбитые части окон в одном из бараков. Сделать видимой память об этих словах, дополнить реальность, обыденную жизнь тенями прошлого — это возвращение материальности памяти. Солнце падает так, что постепенно тени слов растворяются на поверхности лестничной площадки, слово «Рай» практически расплывается в едва узнаваемый силуэт букв. Эти тени — как обращение погибшего человека к ныне живущим. Мимо проходит женщина, она возвращается с пустым тазом после того, как повесила сушиться белье на улице. Она стучит костяшкой пальца по пластине, говорит: «Хм, пластик» и проходит мимо. Она не вчитывается в тени слов.
«Кривая забывания» интервенция. Старый строительный блок (найденный на территории), гравировка.
Рядом с центральной башней бывшей ярмарки лежит строительный блок. Он обвит вьюном, который пророс через него (новая жизнь пробилась даже через бетон), в нем живут улитки и разные насекомые. Блок очень похож на памятную могильную плиту, забытую, как на старых кладбищах, когда уже нет того, кто мог бы ухаживать за ней, поэтому она превратилась в новый оплот жизни окружающей среды, которая постепенно поглощает ее. Я гравирую на этом блоке «кривую забывания» или «кривую Эббингауза», график наглядно демонстрирующий процесс забывания относительно времени. Чем больше времени проходит с момента события, тем больше, но и медленнее забывается произошедшее. При этом прочность сохранения информации в памяти усиливает повторение. Что можем мы сделать, чтобы не повторялся трагический опыт? Возвращать себя к воспоминаниям, не давать времени растворять ошибки прошлого в беспамятстве.
Звук машинки для гравировки очень громкий и неприятный. Но никого он не беспокоит, не смотря на мои опасения. мальчик качается на качелях, его мама гуляет рядом с собакой. Собака тянет поводок, пытается приблизиться ко мне. Женщина извиняется и уходит, позвав с собой и сына, который по-детски любопытно смотрит в мою сторону.
«Пепел скорби» инсталляция. 390×390×390 мм. Оргстекло, ОСБ, пепел, керамика.
Около Спасичева павильона стоят бетонные кубы, ограничивающие парковку. Целые кубы постепенно переходят в разрушенные и поломанные, в обломки. Продолжаю этот ряд прозрачным кубом, наполненным пеплом. Пепел постепенно засыпает голову, как и скорбь может постепенно поглотить человека. Работа символизирует древний обычай евреев посыпать голову пеплом или землей, оплакивая несчастье, свое или своих близких. Можно утонуть в скорби с головой, полностью уйти в пепел и перестать существовать. Но будет ли это кому-то заметно? Может случится так, что это останется лишь фоном для будничной жизни окружающих.
Я наблюдаю за жизнью вокруг. Подъезжает машина и паркуется в 20 см от работы. Выходит мужчина и спрашивает, что я фотографирую, спрашивает, что это значит. После ответа проходит мимо. По крыльцу павильона проходит кошка, а мимо продолжают ехать машины. Подходит очень пьяный человек и спрашивает не турист ли я. Он не замечает, что я снимаю. Просит денег и идет дальше. Жизнь идет своим чередом.
«Маятник» инсталляция. 500×500×20 мм. Пепел, стальная проволока (каркас), зеркало, деревянный стержень (подвес, 4,8 м).
Внутри Итальянского павильона пока еще находятся мастерские художников. Скоро они переедут, потому что этот павильон подлежит реконструкции, в дальнейшем в нем будет располагаться вторая часть музея. В двусветном пространстве павильона размещаю маятник. В зеркале я вижу свое отражение, отражение настоящего, отражение жизни. Зеркало обрамлено диском, отлитым из пепла. Оказывается пепел, смешанный с водой ведет себя как глина после высыхания. Обрамление настоящей жизни в воспоминания о прошлом, о травматичном опыте. Маятник раскачивается и отражение меня в зеркале появляется на доли секунды. Так и в контексте исторического процесса, наша жизнь и память о ней это очень короткий миг. Кто и как долго будет помнить о нас? Оставим ли мы след воспоминаний. Тик-так, тик — так, тик-так.
