— Оранжерея! — мужчина гордо выпрямился, как будто только он знал значение этого слова.- Это дом для разных растений? — Почему же для разных? Раз оранжерея, значит, для апельсинов! И то не для всех: только для ровненьких, кругленьких, откалиброванных, ярко-оранжевых с чистой без примесей корочкой, сладких, но не приторных, и чтобы без косточек!
Коллаж Елены Альтшуль ’’Оранжерея для апельсинов! ’’ является условным манифестом для выставки с посылом: ровно наоборот. На протяжении всего маршрута мы будем находить максимально мирные основания для существующих полярностей и противоположностей нашей ’’экосистемы’’. Оранжерея становится для нас метафорой мира художников в 20-е годы 21-го века.

↓

Акварельные листы Полины Крутовой — это эпизоды из жизни обоев с фабрики Уильяма Морриса, одного из отцов основателей стиля модерн. Дом 1910 года, в котором проходит выставка, становится гостеприимным хозяином, в том числе и для них, размытых влагой, поглощенных плесенью и переживших свое время. 

↓

Чтобы постараться понять метамодерн, в эпохе которого мы бы так хотели жить после постмодерна, пришедшего на смену модерну,  следует думать о нем как о маятнике — он колеблется между романтизмом, искренностью, иронией и энтузиазмом — он не утопичен, хотя и обнаруживает себя в тоске по возможным утопиям. У метомодерна нет цели, он движется ради самого движения, пробует, несмотря на неизбежный провал. 
Так работа Павла Зуданова ’’Часы’’ символизирует не только наше желание, но и вместе с работами: ’’Стул’’, ’’Комод с вазой’’ и ’’Рояль’’, создает поддерживающие декорации или 4 стены Оранжереи, отсылающие к мотиву дома или устойчивого пространства для жизни.  
Предметы интерьера, которые изобразил художник, превращенные природой в свое творение, едва проглядывающие сквозь тропическую мембрану растительности — немой след человеческого присутствия в Оранжереи, свойственный мимикрии. Мимикрия представляет собой феномен, при котором один организм имитирует внешний вид другого организма или окружающей среды с целью получить не только преимущество в выживании, но в случаи сотрудничества или защиты.

Тело Оранжереи — это живой организм. Оно и едино и расчленено на фрагменты. Возникает полярное сопряжение двух образов. Первый, так или иначе связанный с растительным миром, второй — читаемый с учетом мира искусства. 

Пространственная структура 7 этажей Парадной рассказывает историю художника, который может сохранить себя, но только в режиме безостановочной динамики перетекания. По всей видимости эта динамика основывается на безостановочном колебании метамодерна, в который мы все также стремимся попасть. 

Она может существовать между удаленностью и приближенностью, между притяжением и отталкиванием.

↓

Один из образов перетекания — работа Екатерины Богданковой ’’Сад моей бабушки’’. 

С одной стороны, картина основывается на интересе к такой особенности пожилых людей, как любовь к цветочному орнаменту, с другой стороны, относительно мира искусства, ее можно интерпретировать как побег художника от действительности в мир грез. 

Ботаническая экскурсия глаза по картине предполагает расширение сознания, которое может быть связано с грезами, возбуждаемой редкими растениями.  

То есть возникает уже знакомая нам мимикрия, которая с учетом метода коллажа создает прием остранения, освежающий восприятие и обновляющий искусство. 

↓

У ’’бабушки’’ есть своя ширма ’’Утрата’’, инсталляция Елены Соколовой. 

Работа, позволяющая открывать и закрывать по мере поступающих вопросов угол зрения, видения мира. Растения, подступающие к глазу наблюдателя, становятся своеобразной стеной, завесой в духе Рескина: ’’между небом и человеком возникло облако. жизнь последнего только отчасти является жизнью’’.

А Руссо признавался, что гербарий для него — это прежде всего мнемоническое средство, позволяющее перенестись в воспоминания о том месте и времени, где было найдено данное растение. 

↓

’’Руки’’ и ’’Кресло-растение’’ Анны Бат, небольшие объекты художницы, становятся неотделимыми атрибутами для создания атмосферы уютного мира художника и следующей текстильной работы. 

Эскаписты или художники романтики «бежали» от реальности в мир искусства, к природе, в экзотические миры далеких стран. Исторически эскапизм тесно связан с потрясениями в жизни людей. Но это реакция не одного человека, а всего общества в целом. В широком смысле эскапистами являются все люди. Практически любой вид искусства, увлечение или занятие, позволяющее человеку отвлечься от повседневности, можно рассматривать как бегство от окружающего мира.

↓

Ковер ’’Земля’’ Ульяны Розиной из серии ’’Природа’’ возник как оммаж природному ландшафту с высоты птичьего полета. Вертикально стекающей как водопад, он отсылает опять к зрелищу постоянного движения, которое в тоже же время становится противодвижением, сохраняющим постоянство, почти неподвижность формы. Мы опять вспоминаем время в модерне и стремление художников плыть против его естественной хронологии и естественного течения. Образ водопада становится аллегорией вечного возвращения. 

  ↓  

Возращаемся к образу художника в картине Марии Голосной ’’Мухоловка’’. 

Возможно это ’’внучка’’ нашей ’’бабушки’’. Работа также трактуется неоднозначно и может быть интерпретирована через различные изображенные на ней элементы.  С одной стороны, сама мухоловка, как один из растительных образов модерна с точки зрения эстетизированного, но уродливого и устрашающего элемента украшения, а с другой стороны через особенное настроение художника, находящегося в состоянии ожидающего беспокойства. 

Оно подобно мушкам, от которых мы вначале стараемся отмахнуться, но потом понимаем всю бессмысленность этого действия. Мухоловка в руках героини становится антенной, которая улавливает эти назойливые мысли и помехи. Она охотится на них, но она слепа, поэтому ей нужны наблюдатели в виде множества глаз.

Но беспокойство может быть вызвано и предчувствием нового этапа в жизни, смены ориентиров, нового видения мира, если убрать ширму и посмотреть на него широко открытыми глазами. 

↓

Нам не помешает принести немного адреналина в реальную жизнь художника. 

’’Свекольная серия’’ Ольги Леонтьевой написана в конце лета. Автор шутит, что в организме художника была превышена концентрация чёрной смородины и свёклы. В таком цвете тоже можно найти опору и большую жизненную силу,  альтернативу зелёной привычной зелени. 

Оранжерея становится свекольным дворцом, домом и садом одновременно.  

 ↓  

Засушенные стеклянные цветы Алины Жилиной, возможно цветы из свекольного сада, отпечаток  хрупкости и символ памяти ушедшей эпохи, в которой будто бы родился, но в которой, в то же время не обитаешь, а лишь угадываешь ее. 

Цветы художницы стремятся к невидимости, которая преображает крайнюю ничтожность существа в безграничную власть. Все что связано со стеклом может быть связано с невинностью и субстанциальным бессмертием. Что если в золе от сгоревших растений и сожженых животных содержится минералы, превращаемые в превосходное стекло. 

Свекольный дворец становится стеклянным. 

И если в Оранжереи есть антенна, она может уловить в цветах-фотопластинках и звуки невидимой музыки,  такой как музыка тишины Кейджа. 

  ↓  

Исследования показали, что постоянное пребывание под действием излучений различного рода, вызвали ряд мутаций среди комнатных растений в будущем. Это дало им возможность осваивать новые пространства и получить выход в виртуальное. Растения стали обладать ризоматической связью, которая благодаря электромагнитному резонансу сделала возможным создание цифровых проекций растений в цифровом слое реальности. 

Работа Саши Малышевой «Происхождение видов #93» представляет из себя один большой QRкод, благодаря которому мы можем увидеть материнское растение, представленное в Оранжерее. Это первое растение-мутант, согласившееся пойти на контакт с людьми исключительно в этой локации. Но ему нужна помощь. Можно забрать  семена и посадить их в благоприятной среде и помочь растениям распространиться. 

↓

Тему труда в будущем продолжают фотографии Анны Третьяковой ’’Безмолвная манифестация’’. Автор раскрывает тему прав не-человеческих агентов — растений, ежедневно выполняющих невидимые действия. Это те невидимые работники Оранжереи, которых мы никогда не замечаем и не знаем их личную историю. 

Мы все хотим услышать, что говорят деревья; присутствующие и накапливающие информацию сотнями лет. Они точно знают больше нас, они видели все, мы должны дать им право голоса и прислушаться к ним. 

↓

Возможно здесь, как и тысячи лет назад, нам следует обратиться к сакральному. К алтарям «Intent» и «Flow» художниц Ирины Фибих и Лилии Шапран. Мысль о сакральном часто появляется по причине пребывания в тупике, где сакральность сможет работать как терапия или даже как анестезия различных страхов. 

Под сакральным мы можем понимать само искусство, которое может принимать самые разные формы. Форма алтаря работ художниц предполагает диалог — контакт между двумя людьми, их памятью, опытом, подходом к пониманию искусства. Работы построены на контрасте — слияние традиционного и современного, вечного и временного, практичного и декоративного, забытого и актуального.

И старые резные наличники, и единорог со средневековых шпалер хранят в своих образах многовековые истории. Экспериментальное сочетание создает новый смысл, являясь метафорой для свободы в исследования символов в равной их значимости.

Так, искусство — это постоянно меняющийся поток восприятия и обмена, синтеза нового, непрекращающегося обновления. Каждый человек и произведение может стать частицей этого потока. Частицы сливаются воедино, но никогда не растворяются. Искусство — это индивидуальность в общности. 

↓  

Скульптура ’’Нарожденный’’ Яны Васильевой последний ключевой образ, метафора художника будущего, в форме человекообразного ростка, тянущего конечности вверх и все больше набирающего сил и желания действовать. 

Растения получают необходимые для роста и развития элементы из минеральных соединений, которые приходят в почву в результате естественных и искусственных процессов. 

Автор сравнивает людей с растениями, нуждающимися в обретении твёрдого почвенного каркаса, на котором далее возможно взаимодействие и диалог с миром. 

Но как его обрести если стоишь на зыбком грунте? Перед нами набор инструментов самопомощи — средства от беспокойства, бездействия и наступления — где бумага и сталь объединяются, чтобы в хрупкости найти силу; пересобрать уязвимости и укрепить свой защитный покров. 

↓  

Для своей защиты и адаптации к новым возможным условиям, художник может вьбрать один из стальных ’’Щитов’’ Яны Васильевой, в которых стальные ветви «лозы» из Оранжереи переплетаются вместе с объёмными кусками листовой стали с выжженными орнаментами. 

Екатерина Васильева