Хождение вдоль. Интервью с Екатериной Васильевой

А. М.

Среди участников какой процент тех, кто уже участвовал, кто постоянно участвует и сколько новых художников?

К.В.

В этом году много новых людей для меня. И всегда есть, конечно, костяк тех людей, которые участвуют в 3 или 4 или даже 5 раз. В 5 раз — их немного, но такие тоже есть.

А. М.

Такие завсегдатаи.

К.В.

Да, которые любят Красненькую, для которых это важно. И люди делают всегда что-то новое. И это меня очень, конечно, вдохновляет, когда я вижу, что человек не стоит на месте, все время пытается экспериментировать. И ему нравится эта среда, эта обстановка. Я думаю, что важная составляющая Красненькой — возможность пообщаться с близкими по духу людьми, с которыми, возможно, год не виделся. И потом, как будто вы не расставались никогда. Поэтому в процентном соотношении, наверное, 50 на 50, а может быть, и перевешивает в пользу новых в этом году. Но это классная тенденция. Потому что свежая кровь, Саша.

У нас не будет никакой эволюции, если у нас не будет новых участников. Это должно быть так в любых образовательных программах, выставочных программах. Должны быть новые люди, со свежими идеями.

А.М.

А с чего всё началось? Вот как пришла тебе в голову мысль, что на заброшенной речке в промзоне, где существует свой мир, можно организовать…

К. В.

Жители специальной территории, я бы сказала. Свои задачи территория решает. Там можно ловить рыбу, делать шашлыки, пользоваться гаражами. То есть у нее свои задачи.

А.М.

И тут приходит толпа художников…

К.В.

Я не знаю, знаешь ли ты эту историю, мне кажется, я всем рассказываю ее на прогулках, но повторюсь, что я училась в Школе нового искусства, я прошла по опен-коллу. Это был 20-й год, и организовывала эту образовательную программу «Пушкинская-10» совместно со школой современного искусства Пайдея. Программа подразумевала, что мы будем общаться на тему взаимодействия между собой, паблик-арта, каких-то низовых инициатив, городских практик, стрит-арта. Мы учились, и потом куратором я выбрала Сашу Белова. И когда я подумала про тему, я хотела поработать с Красненькой, потому что я там жила с подросткового возраста на Казакова. И я давно хотела сделать маршрут-прогулку по Красненькой, чтобы человек дошел до конца, до залива и, если может, вернулся назад и описал прогулку визуально или текстово. И Саша сказал: Почему бы тебе не сделать Красненькую биеннале на примере Канонерской биеннале? Был такой экологический фестиваль, он два или три раза проходил на Канонерке. Его Саша Белов делал вместе с Катей Михатовой. Это совершенно другое было взаимодействие, нежели у нас. Но я сказала: о, да, давай попробуем сделать. В итоге осталась организатором я, хотя изначально мы с Сашей хотели это сделать. Потому что я работала в туризме, и, как я шучу, я «закрывала самолеты», и здесь я тоже начала «закрывать самолеты» из 50-ти, а потом и 70-ти участников.

А.М.

А есть кто-то, кого ты не берешь на Красненькую? Были ли за эти пять лет пять «Красненьких» участники, которых ты по каким-то причинам не допустила до участия?

К. В.

Именно на Красненькой я не токсична и толерантна. Я не возьму, только если есть какие-то серьезные причины. Но не беру, конечно, кого-то. И получается,  в этот раз я не беру больше всего людей,  поскольку заявок уже 110.  Я не беру, если может случиться  какой-то конфликт по отношению к природе, к этой территории, потому что человек не понимает материала, с которым можно работать, если художник не понимает, что его работа для галереи, и она не будет в этом пространстве видна, читаема, с ней не будут зрители взаимодействовать, или если не понимает, как с темой работать, как её прочитать. То есть когда явно очень сильное непопадание. То есть, несколько аспектов темы и пространство. Я даю шанс очень многим людям. Я всегда переписываюсь, уточняю какие-то моменты, пытаюсь от них услышать, что, может быть, они подумают и предложат еще что-то. Но я не вступаю в переписку, если сразу вижу, что там вообще никакого потенциала нет. Например, какие-то очень абстрактные вещи, или, например, слишком,  не хочу сказать слово «провокационные» — они не провокационные, — но бывают неуместные какие-то вещи. Мне кажется, что я уже очень хорошо понимаю территорию. И мне кажется, на пятой Красненькой я  более строга, но опять же по причине большего количества заявок — приходится выбирать. В любом случае, мне кажется, я могла бы и 200 человек взять, если бы там были прям знаешь, супер-прекрасные работы, идеи, от которых мои глаза зажигаются, от чего мне становится самой интересно, от чего воодушевляюсь. А если я этого не чувствую, если чувствую равнодушие, или я понимаю, что это уже было, или это не будет видно зрителю, то зачем тогда это делать? Ну вот так, Саша.

А. М.

Вот в анонсе есть фраза, что, скорее всего, это будет последняя биеннале. Правильно я поняла?

К. В.

Да, во второй публикации я написала, что, может быть, Красненьких больше не будет. Мысль такая, конечно, есть. Первая — по причине того, что усталость все-таки есть. Очень много ресурсов тратится, бесконечное количество. Это же низовая инициатива. И финансово — это мои вложения, и вложения участников, и всё это, конечно,  очень интересно, но очень сильно выматывает. И каждый раз ожидаешь, что это нужно людям, и всегда есть всё равно какое-то разочарование, что могло было быть больше заявок, могло бы больше зрителей быть, каких-то публикаций, отзывов. Но всё равно это получается такая вещь в себе, несмотря на то, что про Красненькую знают,  ее все равно знает ограниченное количество людей. Может быть, у нас, правда, сейчас в современном искусстве вообще всё — вещь в себе. Хотя я планировала делать тома Красненьких, но есть пока только один том. Может быть нужно было больше  рекламировать, но  это как будто, мне кажется, неуместно в ввиду особенностей места. В общем, есть разные нюансы. Я думаю, что, чтобы не терять эту прекрасную инициативу, для людей, которые ее каждый год ждут, имеет смысл перевести ее в  другой формат, оставить только биеннале. Потому что «анти-биеннале» как раз появились, потому что это было феерично, всем так понравилось, что хотелось сделать и на следующий год. И мы делали. Может быть, это будет ценнее тогда. Вечно ничего не будет. Все когда-нибудь заканчивается. Потому что удивительно, если мы вообще говорим про кураторскую практику, «Оранжерею» помнишь?

А.М.

Да. 

К.В.

На эту выставку было подано 250 заявок, в жизни такого не было! И я удивилась. Думаю, почему? Потому что там было написано, что доставка и отправка оплачиваются? Это вложение было от Кирилла, моего соорганизатора. Это повлияло на такое количество заявок? Тема менее сложная — оранжерея, — проще думать, какой-то природный контекст сразу играет в голове, проще сообразить. Больше художественных было, конечно, работ. Больше классических работ было. Это всё очень, конечно, интересно. 

И вот эта свобода здесь, на Красненькой, такой эксперимент и открытое пространство, у людей вызывает какое-то всё равно сопротивление из-за усилий, которые нужно приложить.

А.М.

Мне кажется, тут вкупе. Всё, что ты назвала, важно. И пространство, и медиум, если ты, например, классический художник, а таких большинство, как ни крути. Как встроиться в это пространство, особенно если выходишь за рамки бюджета — это достаточно сложная история, тем более по нынешним меркам. Всё, что ты называла, работает или не работает в данном случае. Для меня Красненькая ценна именно как сообщество людей, которые там, несмотря ни на что, собираются, даже если они ничего не делают. Они всё равно приходят, и есть ощущение какого-то вневременного сообщества людей, с которыми комфортно. Но я понимаю, что для тебя как куратора, конечно, есть какие-то свои цели, задачи, и прекрасно понимаю, насколько это сложно на такой локации, с таким большим количеством участников, все организовать.

К.В.

Да, нужно держать все в голове, чтобы ни у кого не было конфликтов, чтобы все были довольны. Поэтому у меня очень четко все продумано, как ты знаешь. Максимально открытые таблички, наше взаимодействие, зумы, обсуждения. Важно понимание художника, где твоя работа, и что ты за нее ответственен. Мы все в одной связке, и я себя даже здесь больше называю организатором, а не куратором, потому что я только советую. У меня нет какого-то строгого тоталитарного контроля, я максимально стремлюсь, чтобы на «Красненькой» все почувствовали себя не только художниками, но кураторами. Территория большая, но люди дерутся за деревья, как ты помнишь.

А.М.

Я была свидетелем. Это была очень странная ситуация!

К.В. 

Про «Клетку» забывают, а в этой Красненькой как раз про «Клетку» много людей вспомнило, и сейчас возникает вопрос, как это все тоже урегулировать, потому что некоторые работы как раз только там и можно показать, или какие-то перформативные практики. Чтобы это всё работало, чтобы эта система работала, чтобы все знали, чтобы все всё сделали, чтобы пришли зрители, чтобы мы не оставили там после себя пожарище и пепелище — да, здесь именно такая организаторская работа, конечно, больше. Ну, а кураторскую я включила больше, конечно, при отборе. Ну, как я уже сказала, заявок было больше. И второй момент — я стала очень много выставок ездить, смотреть в Европе за последние 2 года, самообразовываться. Многие вещи по-другому зазвучали для меня как куратора.

А.М.

А как ты, как куратор, будешь двигаться дальше? В каком направлении? Что бы тебе хотелось в своей практике развивать дальше, а от чего отказаться?

К.В.

Ой, Саша, это сложный вопрос, потому что, получается, четыре с половиной года я работаю как куратор. 4, 5 года — это много. Началось все с «Fifteen» (это самая маленькая галерея), потом ДК «Газа», «Красненькие» и еще другие выставки: «Парадная», PROGRAFIKA, «Кудыкина гора». В основном это получается выставки-маршруты, мне нравится выстраивать что-то и по нему следовать. Есть точка входа, точка выхода, причинно-следственные связи, всегда есть какая-то тема. А еще в Апатитах, да, персональная выставка Яны Васильевой. И получается, что за четыре с половиной года их было достаточно. Понятно, что это не какие-то музеи, это странные пространства. Это все маршруты: в санатории в Апатитах было четыре пространства, на «Кудыкиной горе» — 2 километра, на Красненькой 2 раза по 5 км. Галерея «Fifteen», PROGRAFIKA, где ты как раз участвовала, «Оранжерея» — пролеты 7-ми этажей, он-лайн выставки на WALL, квартирную выставку мы делали… То есть, это все нестандартные локации. Да, если делать, то мне интересно делать нестандартное что-то. Просто в одной комнате… Тот, кто предлагает эту комнату, должен доверять мне, чтобы я там могла что-то сотворить, а не просто поставить или повесить. Мне интересны какие-то нестандартные решения во всех смыслах этого слова. Мне важно также, кто меня приглашает, зачем меня приглашают и насколько мне доверяют. Остальные вещи мне не очень понятны. Есть новое предложение, когда уже будет оформление, я поделюсь им. Получается, самое интересное — испытать себя на прочность и посмотреть, как художники на это реагируют. Я работаю только с художниками, мне интересен именно этот диалог. 

А.М.

Мы как-то с тобой разговаривали о том, что сейчас появилась Ассоциация Резиденций, и ты говорила о том, что не будешь туда вступать. Ты осознанно идёшь по этому автономному пути. С чего он начался, почему, на чём он зиждется?

К.В.

С 2016 года я делаю образовательные программы, и я начала не с школ каких-то, куда меня позже пригласили, а с того, что я сама запустила свои программы и стала набирать людей. Потому что это была альтернатива, это было необычно. Я делилась не только теорией всегда, а еще и практическим опытом, потому что я сама изначально фотограф и художник. И у меня очень междисциплинарный подход ко всему. Мне нравятся такие люди, как Дягилев, которые смогли объединить и синтезировать все свои знания. Я как-то привыкла самостоятельно работать. В туризме я проработала 10 почти лет. Понятно, что там есть директор, но мне всегда доверяли. Я сама понимала, что надо делать, какое направление набирать, какие самолеты поднимать, с какими странами работать. Самостоятельные программы просто у меня в крови. Все-таки люблю держать все под контролем. Доверяю я больше сама себе. Я знаю, что сама я сделаю. Потому что опыт уже есть, когда как-то пыталась с кем-то объединиться, и все это распадалось. Ты начинаешь постоянно людям что-то напоминать сделать. В общем, я — одиночка. Мне так проще, мне так понятнее. Я могу разобраться, если мне надо, в разных вопросах. И я точно знаю, что сама себе могу доверять. Я знаю, что если я что-то решила сделать, я через «не могу» сделаю в итоге. Все будет четко и нормально. Как опыт показывает, все, что я хотела сделать именно в рабочем плане, у меня ничего не провалилось. Понятно, что какие-то вещи меня разочаровали. Но это нормально.

Ты никогда не знаешь, например, какой будет готовая работа из хорошего эскиза, это — человеческий фактор. 

А.М.

Я знаю тебя, как современного проектного фотографа. У тебя было огромное количество замечательных книг. Когда мы познакомились, это было ещё достаточно ярким твоим проявлением. В какой момент ты поняла, что хочешь уйти от фотопрактики к кураторству? Ты перегорела? Что-то сломалось? В какой момент это произошло?

К.В.

Это, конечно, потеря близкого человека. Это фундаментально и очень сильно на меня повлияло. Как раз в начале 2021 года в ДК «Газа» и появилось мое пространство, и я стала делать первые выставки там и в галерее «Fifteen». До этого у меня была только одна живая выставка: в 2017 году по результату курса, (опять же, это был мини-отель на нескольких этажах) мы делали проект, и потом такой большой перерыв до начала 2021 года. Да, ты теряешь что-то в себе, и тебе сложнее собраться и настроиться опять на эту волну саморефлексии, потому что все равно в любом проекте, какой бы он ни был, она у тебя есть. Ты должен рефлексировать. Все мои проекты так или иначе связаны с проживанием места. И место я проживала либо сама, либо через близкого мне человека. И потом я поняла, что больше не могу так. А через других художников это получается. Понятно, что они другие совершенно люди, но ты находишь эти возможности, какие-то для себя лазейки, чтобы проживать какие-то вещи, которые ты сам уже самостоятельно не можешь проживать. Броня, черствость, я не знаю что появилось. Я очень надеюсь, что это когда-нибудь пройдет, потому что сейчас уже 4, 5 года я делаю что-то только в резиденциях, только в лабораториях. И все стало не долгосрочными проектами, а краткосрочными. Маршруты, которые я совершаю на моей любимой walking art — рефлексия во время ходьбы. Я очень хотела бы вернуться. Я точно хочу сделать новую книгу. Проекты 18-20 года, точнее хочу объединить два проекта и превратить в книгу. Почти 5 лет прошло… Я так медленно созреваю, но хочется это сделать. Идеи крутятся в голове, их много, но я не могу их оформить. Такой конфликт. До оформления дело никак не может дойти, хотя раньше мне это было безумно интересно, все превратить в какой-то результат. А сейчас остаётся всё в голове, во мне. Эта рефлексия не может выйти наружу через материалы, через медиумы. Она сидит внутри, как я уже сказала, как броня какая-то. 

А. М.

Получается, walking art — это, в твоем случае,  не столько страсть к какому-то неизведанному и новому, а попытка убежать от себя, убежать от травмы?

К. В.

Ну, наверное, не совсем так. Здесь очень интересно. Это как приключение, несомненно. Это приключение, это новый опыт и испытание каких-то возможностей.

То есть убежать, если только в том смысле, что быстрый шаг, и ты не оглядываешься. Да, лучшие маршруты, вот то, что я сейчас в Сосновый Бор сходила — это когда ты не возвращаешься назад. Ты всегда идешь только вперед.

Ну, вот мечта моя — Камино де Сантьяго — я очень хочу, но, с другой стороны,  в последние дни размышляю, что мне хочется свои собственные маршруты придумывать, и я даже уже почти поняла,  что я хочу сделать, в каких местах. И опять же, только идти вперёд. Может быть, там, где никто не ходил по официальному маршруту или в Камино, то, что никто не делал.  То есть вот эти открытия — это мне очень интересно. И, на самом деле, про травму я сейчас попытаюсь объяснить. Мозг, да, мозг прочищается, физическая нагрузка помогает тебе не так переживать реальность. Очень хорошая, прочистка головы. Ну, я вообще авантюрист по натуре, Саша. Вот если так говорить, может быть, это будет правильное слово. Его, кстати, мы не употребляем почти. Есть что-то авантюрное во мне. Мне нравится испытывать адреналин, я точно знаю. И мне его, наверное, не хватает. И в каких-то маршрутах, поездках, когда я одна, когда я не знаю, что меня ждет — это хорошая, правильная характеристика. И этот адреналин делает тебя живой всегда.

А.М.

Твоя заметка из резиденции у Ани Тараровой —  это очень такое душетрепещущее переживание, было очень страшно читать. Я представляю, как это было в моменте, когда ты ещё это не описывала.

К.В.

…и  ты понимаешь, что у тебя выхода никакого нет, тебе надо идти все равно вперед, потому что идешь в темноте! Я все время думаю, конечно, хорошо, что не одна была. Хотя я вообще-то люблю ходить одна. Такой опыт в темноте был только с кем-то. С Наташей Мавренковой тоже у нас было несколько историй, когда мы в темноте возвращались. Такие жуткие вещи, одной я не помню. Это все чревато.

А.М.

В силу того, что ты библиотекарь по образованию, как ты рассказывала не один раз, я понимаю, что ты выстраиваешь свои прогулки, в том числе на основе книг. Кто твои ключевые звёзды в этом огромном мире книг —  твои любимые авторы? Кто тебя вдохновляет на прогулки? 

К. В.: 

На самом деле, по-разному всегда бывает. Каждые несколько лет меняются предпочтения. Но есть ключевые, которые уже на протяжении многих-многих лет со мной. Конечно, Вирджиния Вульф. Обожаю её. Это не совсем про прогулки. Но, тем не менее. Люди там ходят, люди проживают на природе, люди ведут внутренние монологи. Очень люблю и «На маяк», и «Волны». И одно время, на протяжении шести лет, я каждый год перечитывала этот том с ее романами. Потом, конечно, Джармена открыла для себя, Дерека Джармена, ну, мы знаем «Современную природу», которая переведена, правда, там только 2 года, а я покупала в Англии на английском языке, все следующие годы его дневника, до самой его смерти. И, конечно, тоже он меня безумно вдохновляет. Понятно, что английские художники, отцы-основатели walking art — Ричард Лонг и Хемиш Фултон. Они не писатели, но тем не менее они все равно пишут эссе, комментарии, отвечают на интервью, у них своя философия. Конечно, «Кольца Сатурна». Конечно, Херцог «Хождения во льдах» — когда умирала его подруга и он 3 недели шел. Пешком специально, чтобы она осталась жива. Из Мюнхена в Париж. Мне кажется, на меня это очень повлияло. Это мой внутренний компас. Сейчас мне нравится (уже понравилась) Оливия Лэнг, «К реке», где она идет по маршруту реки, где Вирджиния Вульф утонула. Много других прекрасных людей появилось, например, которые  вдохновлялись горой Сан-Виктуар, которую Сезанн рисовал. Если все будет хорошо, я этой осенью пойду ходить по ней. Саша.

А.М.

Супер! Супер! Держу кулачки!

К.В.

Оказалось, что это недалеко от Марселя, это Прованс. В общем, все это реально и возможно, потому что поначалу кажется, что нет. На самом деле, все возможно. И я очень хочу сходить. И там выставка сейчас, посвященная Сезанну большая в Провансе в нескольких местах, и в его доме, и в музеях. В общем, это меня тоже очень вдохновляет. Сейчас мне очень понравилась «Солёная тропа». Книга, где двое людей, которым уже 50+, идут огромный маршрут, потому что они стали бездомными. «Дикая», конечно, Саша, — фильм, который я пересматриваю несколько раз в год. Книжку тоже сейчас ещё раз перечитала. Ну то есть все, что связано с природой, с выживанием, с прогулками. Сейчас я как маньячка смотрела какие-то новые и старые фильмы про выживание. Мне кажется, что список я тебе могу просто дать. Куча людей, которые любят природу. Мариуш Вильк — тоже у меня было несколько лет назад открытие. Это поляк, который жил в Карелии на Ладожском озере. И он тоже ходит, и пишет про природу. И на русский язык  переведен, но он и сам пишет на русском языке. Он сейчас уехал с женой, по-моему, в Италию. Искала, думаю, что с ними случилось в связи с тем, что у нас происходит. Они уехали из России с женой, с дочкой. Я читаю постоянно,  у меня много инсайтов. Новых авторов для себя открываю постоянно, подпитываюсь. Я без литературы вообще не представляю себя. У меня все равно литература на первом месте, а потом уже искусство…

А.М.

Я хотела спросить ещё про твои поездки в Европу. Каких художников назовешь, кто близок твоей тематике? И кто из наших, российских художников, за кем ты следишь? 

К. В. 

Ну, если мы говорим, кто работает с природным контекстом, мне нравится, конечно, Дима Филиппов, наверное, ты тоже знаешь. Это природный контекст, и это концептуально, интересно и необычно. У нас не так много людей, кто работает с природным контекстом, к сожалению. Здесь мне, наверное, надо было бы подготовиться. То есть, с одной стороны, это так просто, а с другой стороны, ты начинаешь думать, а кто же, да, кто же еще осмысляет территорию… Близко мне. В контексте. Не так много людей. Яна Васильева. То, что она ходит со своими климатронами по всей России, несет этот груз. То есть Яна, конечно, здесь меня очень вдохновляет. И это близко к моему пониманию. Она ставит сложную  задачу перед собой — делает объект из железа и из папье-маше. Конфликт двух материалов и конфликт телесности, ментальности. И ей нужно нести это ещё как груз на себе, куда-то, где он мимикрирует под ландшафт.  Она делает фотографию и несёт его обратно. Если мы говорим про Запад, то очень много открытий за эти два года. Я сама хочу написать, что-то ещё переварить, потому что уже два курса, будет осенью, третий. Я первый раз была на выставке, посвящённой walking art. Всё было связано с горами,  союз искусства и горы. И эта выставка была у меня запланирована, когда я узнала, что она проходит в Турине, в Италии. И, конечно, я была очень довольна. Сделала много открытий для себя. Там был и Хемиш Фултон, и Ричард Лонг, и много других еще новых для меня авторов. Мы ее  обсуждали сейчас на курсе «путешествие в ландшафт».  А так один из моих любимых художников —  Раушенберг. Но это не связано с прогулками, это связано с тем, как ты видишь мир. Раушенберг и его друзья, выставка «Пять друзей», такая ретроспектива, которую я посмотрела в апреле, посвященная  100-ю со дня его рождения, он в 1925 году родился. В целом, впечатление огромное производят люди, которые не зависели от каких-то трендов, правил, кто не работал по методичке. Они просто делали и экспериментировали. Выставка Arte Povera, конечно произвела сильное впечатление. Выставка колоссальная в Париже,  потому что ты наконец-то видишь живую этих людей. И для них главное было, когда они начинали работать в 60-е годы — энергия. То есть в работе должна присутствовать энергия. Каждая работа про энергию. Такое тоже абстрактное слово. С одной стороны, а с другой стороны, если применить к тому же walking art, к прогулкам, к маршрутам, к работе с территорией, то, конечно, должна быть энергия. Энергия вообще должна быть у художника. А тут такой прямой контекст. Очень мне понравилась еще  Венецианская биеннале. Потому что я первый раз была на ней. И несмотря на то, что не все откликалось, в целом как событие — это фиерично, потому что это огромный срез искусства, почти 100 павильонов. Мы посмотрели с Олей Кардашовой больше 60. И  это очень полезно. Для меня точно, как куратора. Это большой  вклад в саморазвитие. Понятно, что не у всех такая есть возможность. Я очень ценю, что  могу себе это позволить и  прикладываю все усилия, чтобы себе это позволить. Опять же, спасибо туризму — я грамотно оформляю все свои документы, понимаю, как открывать визы. Я не боюсь документов, Саша. Это очень важно. Продумываю все связки: как я еду, на чем я еду, где я живу. Я могу себе расписать весь месяц: какие я выставки смотрю, что здесь, если всего 4 часа, сдаю вещи в багаж, иду, смотрю выставку, потом еду дальше. Я еду с четким пониманием, всего, всей логистики. У меня все сделано. Я просто следую своему плану. И все, слава богу, в порядке. И меньше нервов тратишь на тревогу. Потому что моя главная задача —  не потерять ничего и сесть на поезд, на автобус. Потому что поезда тоже опаздывают. И я понимаю, что за пять минут не успеть пересесть на поезд. И автобусы, и поезда все задерживают. Мы живем сейчас в таком мире. 

А.М.

Спасибо! И, наверное, заключительный вопрос. Куратор в России сегодня, какими качествами он должен обладать? И что ты как куратор пожелаешь художнику в нынешней нашей ситуации?

К.В.

Ни куратор, ни художник не должен быть самовлюбленным. Все должны быть к себе критичными. Понятно, что это не обязательно показывать на каждом углу, потому что уверенность в себе, она важна, но внутренне ты должен постоянно работать над своими ошибками. То есть, ты четко понимаешь какие есть ошибки, какие возможны ошибки, до и, естественно, после того, как что-то состоялось, какой-то проект. То есть ты не выходишь ниоткуда с каким-то 100% удовлетворением. Плюс и куратор, и художник (я сейчас пока, наверное, в общем-то говорю, в контексте для всех людей искусства) не должны только на свои вкусы ориентироваться. Ты понимаешь, что искусство разное. И куратор должен давать возможность проявляться разным художникам, а сам художник тоже должен понимать, что кроме него, кроме его практики, существуют еще разные другие. И вот эта проблема сейчас, если художник не ходит никуда, не смотрит, не наблюдает за другими людьми. На самом деле, мирок-то у нас маленький, всем всё видно. Здесь надо как-то не впадать в прелести, не забываться. Всё равно должна быть поддержка твоих сотоварищей. Понятно, что в меру, у всех своя жизнь, но так или иначе, быть всем вместе, сегодня особенно, важно. Куратор должен быть тактичным, конечно, но критичным. А художник должен понимать, что он от эксперта, если он ему доверяет, может услышать критику, иначе никакого нет смысла. И нужно обращаться только к тем людям, которые конструктивно тебе могут что-то сказать, и не обращаться к тем, кто будет бесконечно хвалить. 

Идеальных нет людей, и никто не может постоянно выдавать шедевры. Все равно есть падения, и всем нам нужны люди для того, чтобы со стороны посмотреть на себя, что мы делаем. Это не значит, что все стопроцентно правы, но ты просто выбираешь какой-то близкий круг и периодически смотришь на себя со стороны. И вот поэтому очень, если говорить про художников, да, в общем, не люблю самовлюбленных.

Про кураторов, ну, наверное, тоже самое получается. Сегодня важно уметь отделять зерна от плевел. Читаешь CV художника, и понимаешь, что лучше бы там вообще это никогда не было написано, а художник этого не понимает. Надо серьезно ко всему подходить. Не надо везде подаваться. Важно продумывать с кем, где, когда. И работать не для того, чтобы постоянно выставляться, а работать, потому что тебе есть что сказать этому миру. То есть ты в первую очередь думаешь, что у тебя будут цельные какие-то высказывания и причинно-следственные связи в твоей художественной практике. Ты себя поддерживаешь и все время стараешься делать шаг вперед. И это не для того, чтобы тебя где-то показали. В первую очередь, чтобы ты был цельной личностью. Цельная личность — цельный художник. Ничего не надо делать для галочек. Зачем? Учиться, читать. Всем хочу пожелать, да, всем, потому что со знаниями, конечно, большая проблема всегда была, есть и будет, и стараться свои пробелы заполнять, понимать, где ты провисаешь, и находить для этого время и возможности, самообразовываться самостоятельно. А что ещё посоветовать? Да, что для меня все равно все искусство про личность. В общем, я не могу отделить все равно искусство, литературу, философию от личности. Все, что мы делаем, делаем про себя. И поэтому нужно хорошо понимать про себя: что тебе нужно, что ты хочешь. И очень часто люди ничего про себя не знают. Как слепые котята, тыкаются, потому что не могут замедлиться и проанализировать. То есть не хотят. Поэтому и говорят все, что ничего не успеваем. А чтобы добиться какой-то ценности — нужно с собой хорошо подружиться. И надо быть добрым, но строгим. Но добрым.