Wall берет интервью у критиков, фотографов, художников и кураторов, чье мнение и опыт нам глубоко не безразличны.
Сергей Потеряев — художник, фотограф, куратор. Живет и работает в Екатеринбурге.
Екатерина Васильева — Мы познакомились с тобой, когда ты был сокуратором выставки ''Каждый день зимы'' в 2015 году в фотографическом музеe «Дом Метенкова» в Екатеринбурге, куда ты пригласил меня участвовать с проектом ''Русский сезон''. Расскажи, пожалуйста, про свой опыт куратора выставок. И, как я понимаю, ты больше не занимаешься этим видом деятельности. Вопрос: почему? И находишь ли ты возможным когда-нибудь к ней вернуться?
Сергей Потеряев — ''Каждый день зимы'' — отличная тогда выставка получилась. Спасибо тебе, что тогда быстро ответила! Это была первая выставка новой команды фотографического музея «Дом Метенкова», была куча работы по покраске стен, подачи заявки на грант для первой резиденции и составлению плана на следующий год. Мы тогда поняли, что и в стенах старого здания есть место современной фотографии, если рядом с тобой фотографы, говорящие на одном языке.
Ты права, я завязал с выставками в том плане, что не работаю в какой-то институции full time. До это, к слову сказать, был прекрасный опыт работы с Фондом «Культурный транзит», который сильно на меня повлиял. Проработав несколько лет, я стал замечать, что выгораю и смотрю на чужие выставки с точки зрения «интересное крепление работы» или «хороший визуальный прием». Я перестал получать радость от процесса работы и похода на чужие выставки, так как погряз в бюрократическом общении с бухгалтерией и постоянной нехваткой времени и финансов на выставки. Когда даже не поднимается разговора про гонорар художникам. В общем-то моя работа «Репетиция занавеса» как раз и посвящена этому. Когда создаешь праздник, то легко потерять свое внутреннее ощущение праздника.
Время от времени я возвращаюсь к кураторской практике. Сотрудничаю с Фондом «Собрание» и мы тесно общаемся с фотографами из Сатки (https://www.the-village.ru/village/city/places/325805-satka). Несколько лет назад мы вместе с куратором Женей Чайкой издали групповые зины местных фотографов и выставку, а к концу этого года я хочу, после совместной работы с ребятами, открыть фотовыставку, где не будет ни одной фотографии на стенах.
Я теперь стараюсь не отделять свои интересы как художника от кураторских, мне интересно создавать и по сути, не важно чьими руками. Я сам в своих последних проектах смотрю на фотографию через призму звука, материалов и взаимодействия с другими средами. Так что моя работа с ребятами из Сатки будет продолжением внутренних размышлений о фотографическом медиуме. Только теперь это будет диалог и совместное произведение.
ЕВ — Как ты думаешь, может ли сегодня современный фотограф или художник, развиваться и продвигать себя, полностью ориентируясь на онлайн-ресурсы и онлайн-общение? Повлияла ли положительно или отрицательно весна 2020 года на твою художественную практику?
СП — Думаю, онлайн никогда не заменит оффлайн, максимум, что он может предложить — добавить возможностей. Хотя, если художник ставит целью продвигать себя только в сети, то это можно воспринять как жест, уход от аналогового мира полностью в цифровой. Лично меня карантинная весна не сильно задела: подвисла резиденция в Финляндии из-за границ, да персональная выставка в Казани была поставлена на паузу и продолжена после снятия ограничительных мер. Зато появились новые идеи для поствирусного времени, так как я итак в последнее время интересуюсь горизонтальными связями между художниками и кроссмедиальными проектами, то карантин всего лишь дал время продумать старые наработки.
ЕВ — Лучшие три выставки, которые ты посетил за последние 3-5 лет. Почему они лучшие.
СП — «Детектив», куратор: Валентин Дьяконов, ММОМА, Москва, 2014
https://www.colta.ru/articles/art/3971-detektiv-bez-detektiva
Одна из лучших выставок (если не лучшая), которую я видел. Полное погружение в экспозицию, когда ты сам становишься то ли сыщиком, то ли преступником. Смотрительницы, которые выглядывают из-за полупрозрачных штор, усиливают эффект детектива. Отличная работа куратора, за проектами которого я стараюсь следить.
— Via Lewandowsky Hokuspokus, Museum der bildenden Künste Leipzig, Лейпциг, 2016
http://www.vialewandowsky.de/gallery/hokuspokus-2016/
Тут, напротив, мне понравилась легкость, с которой работает художник. Все эти немыслимые объекты, лихо завернутые или погруженные в особое состояние созерцания, меня поразили на тот момент.
— «Новая грамотность», куратор: Жоан Рибас, 4-я Уральская индустриальная биеннале современного искусства, Приборостроительный завод, Екатеринбург, 2017
http://fourth.uralbiennale.ru/exhibitions/osnovnoi-proekt
В этот раз я сам участник выставки, но в моем списке она не поэтому. Я считаю, что Жоану удалось сделать единое свое произведение на целый бывший завод, где художники, конечно, важны, но уходят на второй план перед кураторской задумкой. Находясь внутри монтажа, общаясь с коллегами, можно было наблюдать, как выстраиваются связи между работами, как три этажа рассказывают свои главы задуманной истории. Я был на ней несколько раз до открытия, и возвращался минимум три раза после, чтобы посмотреть на классную выставку. И, конечно, рад, что Екатеринбург смог увидеть ее. Вряд ли (чисто технически невозможно) ее реально повторить в другом месте.
ЕВ — Ты принимал участие в различных групповых выставках. Что, по твоему мнению, является главным критерием для удачной развески и можешь ли привести в пример одну из выставок и рассказать про ее концепцию?
СП — Я не силен в рассказах про выставки письменно, слишком много всего хочется сказать. Но как раз выставка на 4-й Уральской биеннале — прекрасный пример, как работы могут сосуществовать и дополнять контекст места, которой изначально не предназначен для показа художественных работ. Именно на этом стыке и рождается дополнительная драматургия и новые слои прочтения.
ЕВ — Как ты думаешь, где никто никогда не делал выставок, а это было бы весьма интересно?
СП — Не знаю даже, что ответить. Место не так важно, как-то, как с этим местом работают. Можно и в белом кубе испортить все, а можно и в краеведческом музее какой-нибудь деревни сделать то, что поразит искушенного зрителя.
ЕВ — Ты часто работаешь с архивной фотографией. Расскажи, пожалуйста, почему? Помогает ли она тебе больше отрефлексировать волнующую тебя тему или это естественный метод при работе с коллективной памятью? И в чем отличие в использовании архивной фотографии в жанре мокьюментари, в котором ты работал в проекте ''Большой шлем''?
СП — Архивная фотография всего лишь один из инструментов для моих практик. Лично для меня такая фотография объясняет одно из главных понятий этого медиума — понятие времени. Его скоротечности и конечности. Проходит время и фотография, которая делалась для какой-то определенной цели, меняет свое предназначение, теряет по пути смысл и находит новый.
Даже сама история фотографии про это. Задумываясь как передача реальности мира она со временем стала инструментом пропаганды и лжи. Я об этом говорил в одном из интервью. Меня интригуют все эти изменения и, как я считаю, дают почву для большого разговора о фотографии как части большого искусства. Лишая себя задачи быть источником информации, фотография переходит в разряд таких же медиа, как скульптура или живопись. Дает свободу прочтения.
«Большой шлем» достаточно сильно изменил мой первоначальный замысел. Стал проектом о моей работе фотографа в том числе. Манипуляции с изображением и переводом его в объект. Я очень доволен получившейся работой и особенно рад, что теперь эта инсталляция находится в коллекции Екатеринбургского музея изобразительных искусств. Первоначальная документальная фотография под воздействием художника стала объектом искусств и получила свое место среди живописи и скульптур.
ЕВ — Ты был участником арт-резиденций в Варшаве, Дрездене, Клайпеде, Калининграде и Екатеринбурге. Можешь ли кратко рассказать про особенности каждого места, и являлась ли для тебя работа над проектом главной целью в резиденции? Или ты ставил для себя еще какие-то задачи?
СП — Каждая из моих резиденций отличается друг от друга. Начиная от подачи заявок (в Дрезден к примеру меня пригласил фонд, а в Клайпеде сначала потеряли мою заявку на целый год и неожиданно написали, когда я уж и забыл про подачу, что человек принимавший заявки теперь не работает, и они ждут меня в гости) и заканчивая результатом и жизнью работ после резиденций.
Иногда интерес к резиденции появляется из-за желания съездить в ту или иную страну (я считаю гиперважным получение нового опыта проживания в другой среде как художнику и как человеку), а иногда проект говорит, что надо ехать именно в это место. Не стоит забывать и про networking во время резиденций.
Лично у меня всегда были итогом небольшие выставки, но я это связываю с моей внутренней энергией и желанием рассказать о пережитом опыте проживания. Ведь искусство — это прежде всего общение. Неважно, скажешь ли ты это словами или постройкой церкви. Я всегда ставлю себе задачу испытать новый опыт в новом месте и призываю всех художников как можно чаще ездить в резиденции. Это раскрашивает собственные практики в новые цвета и позволяет расширить горизонты собственных возможностей.
ЕВ — Можешь ли ты немного рассказать про твой новый проект «Тартария. Новая Топография» и персональную выставку с 5 марта по 20 июня 2020 года в галерее современного искусства в Казани.
Насколько сегодня сложно или просто современному фотографу организовать свою выставку или получить приглашение от галереи.
СП — С этой выставкой интересная история. У меня есть проект «Где звенят чулпы», достаточно классическая портретная серия фотографий. Ее опубликовали на Republic и мне написал Эдуард Хайруллин, который предложил показать эти работы в Казани. Для выставки фотографий было мало и мы решили дополнить проект другими такими же проектами под общей идеей узнать, как живут татары в других регионах России. Стоить сказать, что моя работа как документального фотографа была всегда связана с народами, так что это мне близко. Но получившаяся выставка не столько про татар, сколько про то, как человек подчиняет себе ландшафт. Наравне с изучением медиа фотографии, интерес к ландшафту и его изменениям для меня является постоянной темой в моей практике. Наверное, это моя уральская душа, где местные жители подчинили ландшафт (реки превратились в пруды и плотины для заводов, горы превратились в карьеры и так далее). Поэтому человеческая природа пейзажа для меня очень важна.
Мой опыт куратора (концепция, продакшн, работа над экспозицией), документального фотографа (переговоры о съемках, перемещения) и художника (образность темы) в итоге и сделали из выставки то, что увидели зрители в Казани. Спасибо ГСИ, который, основываясь на моих словах, первоначальных фотографиях и CV, согласился показать эту выставку у себя. Судя по отзывам, зрителям понравилась, хоть они и задавались вопросом, почему некоторые фотографии висят не в одну линию.
Но отвечая на твой вопрос прямо, без ухода в истории и демагогию, хочу сказать что организовать свою выставку можно всегда. Главное понимать, что ты хочешь ей сказать и что нового ты скажешь. Под эти задачи и подбирается место для показа. Но точно, чего не надо делать, так это ждать, когда важный куратор найдет тебя сам. Карьеру художника или фотографа делает он сам, бывают, конечно, случаи, когда ему помогает появившийся менеджер или фонд, но это редкость для России. Но строить карьеру это и ответственность: сделать свой сайт, рассылать письма со своим портфолио, знакомиться и уметь рассказывать про свои работы. На это требуется много времени и сил. Не у всех оно находится.
проект «Тартария. Новая Топография». Галерея современного искусства в Казани
ЕВ — Что ты думаешь по поводу эксплуатации фотографом или художником методов работы, с которыми у него все сложилось, в течение долгого времени? Как научиться перестраиваться и не повторять себя, или, может, это и не нужно? Например, галереи практикуют работать с устоявшимся узнаваемым визуальным языком автора.
СП — Не вижу в этом ничего плохого, если художник эксплуатирует то, что у него получается. Это продукт, который мы производим. Другой вопрос, делает это художник ради карьеры или потому что ему реально нравится. Но в последнее время я все чаще задаю себе вопрос, нравится ли мне, если в работах художника есть продуманный план, когда все просчитано, прочитана тысяча книг по теме и все сделано по лучшим стандартам мирового искусства. Нет ли в этом смерти того, за что мы любим искусство? Где в работах сам художник? Надо ли ему там быть? Лично я хочу видеть в работе возможность случайной ошибки, когда идеальное произведение становиться человеческим. Такие как мы, со своими грехами и пороками. Ведь искусство объясняет человека человеку, но как оно может это делать, если оно идеально, а человек нет?
У меня тоже эта проблема. Я говорил со многими кураторами о своей практике, и некоторые хотели понять, кто я: фотограф или художник. Советовали определиться и идти по одному из путей. Но я пришел к такому выводу, что я есть тот, кто есть. Мне интересна работа и в СМИ как фотографа и мои практики художника. Они иногда переходят одна в другую и дополняют друг друга. В этом и есть движение, которому хочется отдаться и проживать все моменты. Рано или поздно все это выстроится в единую линию, что я вижу на своем примере, когда по прошествии 10 лет я могу понять, кто я, что мне интересно делать и что я могу сказать вечности (ха-ха). Пафосно, но вы можете подобрать любой синоним «вечности».
ЕВ — Любимая книга (и) по теории искусства.
СП — Я не так часто читаю книги, но мне понравилась «Любительские фото. Визуальная культура повседневности» Ольги Бойцовой. Я для себя многое почерпнул о бытовой бессознательной природе фотографии. Почему мы снимаем, и как это все работает.
ЕВ — Придумай, пожалуйста, название для одного из моих следующих оpen call на Wall-online.
СП — «Там, где нет будущего».
фото Анна Кычакова
