Арсений Несходимов: ''Автопортрет — это своего рода биография''

Екатерина Васильева — Арсений, спасибо, что согласился ответить на мои вопросы для Wall. Почему автопортреты? Можешь ли вспомнить предпосылки, динамику и возможные сценарии развития тебя в этом жанре?

Арсений Несходимов — Я начал снимать автопортреты исключительно из технических соображений. У меня была студия, где мы с женой снимали каталожку и лукбуки  (техническая съемка одежды). Это довольно скучная работа. Я начал экспериментировать со светом на себе, чтобы не дергать моделей: они ведь все очень дорогие, да и слишком красивые.  

А вообще автопортрет — это своего рода биография. По тем или иным фотографиям я могу сказать, кто на меня влиял в тот или иной момент, что я читал, что видел, у кого что собирался украсть. Своего рода дневник. Плюс ко всему, снимая автопортреты, я ни от кого не завишу. Я могу контролировать процесс бесконечно.  

В начале  я мог переснимать один и тот же сюжет снова и снова, несколько дней подряд. То свет не такой, то что-то с одеждой, то недостаточно резкий… и т д. Вряд ли какая-нибудь модель согласилась бы мне позировать несколько дней для одного единственного кадра. Но я совершенно не одержим собственной персоной и последнее время я очень редко снимаю себя, наверное, потому что исчерпал свои физические возможности. 

ЕВ — Расскажи, пожалуйста, если это возможно, про твою трудовую деятельность на сегодня. С чем ты совмещаешь художественную практику, и удается ли это делать?

АН — Я достаточно много снимаю для журналов и коммерческих заказчиков. Это всегда портрет, чаще парадный. Он всем нужен. Мужчин я люблю снимать больше, чем женщин. Им, как правило, плевать на результат, и они ничего из себя не строят, да и не умеют они. 

Я не очень понимаю, что такое художественная практика. Я не называю себя художником. Я фотограф, в английском языке есть digital artist. Он мне подходит больше, наверное. Персональные проекты я называю  съемкой, плюс последнее время еще и добавился продакшн. Сейчас много времени уходит на  постобработку. Тут очень сложно остановиться. Очень захватывающий процесс. Непонятно пока, куда это все меня приведет. Чем больше искусственности, тем лучше — как можно дальше от документа. Я с удовольствием рисовал бы, если бы хорошо умел это делать. Иногда мне даже мои кривые эскизы к съемке  нравятся больше, чем мои фотографии.   

Коммерческая работа мне совершенно не мешает работать над личными проектами, я ведь не хожу на работу постоянно. Я очень свободный человек в этом отношении, я не снимаю каждый день по 10 часов. Да и вряд ли кто-то бы смог работать в таком режиме долгое время. Надо давать себе отдых и не только не делать новых фотографий, но и не смотреть на чужие. 

ЕВ — У тебя есть работа — оммаж Джону Балдессари, как ты пишешь, одному из твоих любимых художников, оказавшему огромное влияние на фотографию. Привожу цитату: ‘’Я писал в предыдущем посте, что закрашивать лицо человека цветным кружочком теперь стало трендом современной фотографии, хотя на самом деле это закрашивание было придумано еще в прошлом веке выдающимся художником двухметрового роста Джоном Балдессари (1931–2020 гг.)’’  Я очень рада, что смогла сходить на его ретроспективную выставку в музей современного искусства в Стокгольме * во время пандемии, так как жила там в это время (весна 2020). Можешь ли выделить некоторые важные работы художника для тебя и почему именно они? 

АН — Я большой фанат Джона Балдессари. Мне нравятся почти все его работы. У него отличное  чувство юмора  —  или настоящий торт из чистого цвета, либо остроумные текстовые картины. Наверное все это безудержное веселье мне и нравится больше всего в его работах. «Everything Is Purged from This Painting But Art, No Ideas Have Entered This Work или I Will Not Make Any More Boring Art» и другие надписи на холсте — да что может быть веселее? 

У меня есть несколько любимых картин у Кабакова, где написаны просто тексты о том, что происходит на картине: его «Доска-объяснение к трем русским картинам» 1980 и «Виноватая» 1982. Я никогда так не смеялся, как увидев их впервые на выставке в Гараже. У Балдессари почти все работы такие. Несмотря на то, что я их никогда не видел в живую, они даже на мониторе или на бумаге производят самое приятное впечатление. Это своего рода  взаимопонимание, смотришь на его работы и тебе кажется, что Джон Балдессари твой друг. 
Есть еще пара художников такого типа, таких очень мало,  а есть другие  художники, чьи произведения  вселяют какой-то священный трепет, может даже озноб, но с Балдессари — смотришь на его картины и думаешь, «хороший ты мужик, Джон». Хочется с ним выпить, что-ли.     

ЕВ — В одном из постов в фейсбуке ты признаешься в следующем))):

‘’Я тут поставил себе задачу посмотреть все текущие фотопроекты 2020 года. Bird in Flight Prize 20, International Photography Grant, PHMUSEUM EDITORS' TOP PROJECTS OF 2020 и другие. Это около 500 историй! Потратил несколько дней на лучшие истории, по мнению того или иного жюри. Там есть проекты, которые совершенны и просто до слез прекрасны! После десятка тысяч отсмотренных фотографий у меня складывается впечатление, что существует какая-то определенная тенденция в современной фотографии, когда визуальный язык замещается концептом, то есть на первое место выходит теперь текст,  и изображения как-будто только мешают контексту. Главное теперь это, о чем этот проект и, наверное, поэтому эстетическая логика в большинстве фотоисторий, как правило, отсутствует. Самыми популярные темами в этом году становятся наследственная травма, посмертная память,  миграция и гомосексуализм. Техника исполнения намеренно любительская: вспышка в лоб, примитивнейший коллаж и стенгазета. Например, из просмотренных двухсот пятидесяти фото историй PHmuseum нет почти ни одной стилистически последовательной, большинство проектов — это набор случайных кадров, связанных туманными текстами. Почти в каждой  второй фотоистории есть рисунки, коллажи из семейных фотографий,  переснятые архивные документы, скриншоты,  очень много любительской фотографии и загадочный  текст о какой-то страшной семейной трагедии. Получается, что для конкурсной программы нужно срочно избавиться от фотоаппарата, ведь все уже и так переснято, покопаться в семейном архиве, закрасить лица, сделать пару скриншотов и написать текст, который и возьмет на себя всю ответственность за изображение. Я прикрепил самые часто встречающиеся сюжеты из разных проектов: кружок вместо головы, фотография наложенная на другую фотографию, закрашенные тексты, и другие.''

Мои вопросы: Как художнику/фотографу перестать эксплуатировать виденные сотни раз манипуляции с изображением и найти свой собственный уникальный голос? Или это сегодня уже невозможно? 

АН — Я ничего плохого в эксплуатации не вижу и  вообще не верю ни в какую авторскую оригинальность. Все бесконечно что-то пародируют, цитируют и ведут с кем-то диалог. 
Про собственный голос можно по-разному говорить. У кого-то может быть уникальная тема, хотя визуально могут быть слабые работы, но если автор одержим одной и той же темой — это и есть его голос и его почерк.
В фотографии вообще сложно выделиться визуально, это связано с  технической ограниченностью этого медиума в отличие от живописи, где каждый рисунок неповторим. На самом деле, не так много фотографов, у которых есть свой визуальный стиль. Сара Мун, например, или Паоло Роверси, Грегори Крудсон сон или Юрген Теллер — вот и все, наверное, и все им бесконечно подражают. 

ЕВ — И смотрел ли ты когда-нибудь все проекты агентства VU?  Моя знакомая тоже несколько лет назад посмотрела их за 3 дня, отрываясь только на сон.

АН — Я давно бросил смотреть проекты агентства VU. Как и смотреть на фотографии агентства Magnum. И там и там есть хорошие фотографы. В одном агентстве Антуан Д’агата, в другом — Майкл Акерман. 
На самом деле, иногда можно проделывать такую работу как посмотреть всех фотографов того или иного агентства, либо все истории в длинном шорт-листе. 
Всегда полезно знать, что делают другие фотографы. Особенно если ты еще не знаешь, о чем хочешь сказать или как сказать в своей следующей работе. Ничего плохого в подражании нет. Это к вопросу о том, как искать свой уникальный голос. Надо по-настоящему  влюбиться в двух-трех художников, неважно, фотографы это или живописцы,  и начать им нагло подражать. Все равно не получится так, как у них, потому что получится всегда  по-своему.

ЕВ — И в целом, что ты думаешь о такой практике времяпровождения? В музеях существуют рекомендации — для полного погружения не более одного зала за раз)

АН — В Музее, действительно, больше одного зала не вытерпишь, слишком большой концентрат искусства. Хотя, смотря какой музей. 
У меня есть один любимый музей — Новая Третьяковка, в который я бы купил себе абонемент, как в фитнес-зал, и ходил бы туда время от времени — неплохая физическая нагрузка и всегда есть возможность снова взглянуть на любимые картины. 

ЕВ — Как и почему ты принимаешь решение платить за участие в конкурсе или нет? Твои критерии выбора конкурса? 

АН — Я  не так давно начал участвовать в конкурсах и в начале слал всем подряд. Сейчас я более избирателен, да и начал думать, а зачем? Что дальше? Ну даже если ты победишь, что дальше-то?  Для чего мне это? Зачем за это платить?  Я как-то посчитал, что если регулярно участвовать в платных конкурсах, а таких большинство, то нужно потратить примерно 1000 долларов в год, и это всегда лотерея.  

С другой стороны — это азарт и, на самом деле, можно понять принцип, что где побеждает, и делать истории, которые точно будут отмечены наградой. Цветовые решения, заявленная тема, манера съемки — и вот тебе конкурсная история. Не такой уж и секрет, на самом деле.

ЕВ — Я бы хотела уточнить некоторые моменты проекта «Дневники Карантингая» (очень важные для меня лично). Во сколько твой герой делал зарядку? Сколько книг он прочитал за время карантина и что ему откликнулось больше всего? 

АН — Это очень приятно, что кому-то карантин Гай понравился. Я просто дурачился. Сидел дома без работы. Разумеется в самом подавленном настроении. Ни свежего воздуха, ни перспектив. Ожидаемо, что я буду делать трагическую историю типа Safety cards, это просто напрашивалось,  и поэтому я решил сделать коротенький комикс про выдуманного человека с усами, чтобы отвлечься. Нам было с женой очень весело. Зарядку наш герой делал каждый день. Просыпался с легкого похмелья, шел делать зарядку чтобы совсем не превратиться в овощ. Я не помню, какие книги он прочитал и сколько, но  ему больше всего запомнилась книга «Частные случаи» Бориса Гройса, там была очень занимательная история про Альфонсо Лауренчича, французского художника, который оборудовал в одной из барселонских тюрем, так называемые, психотехнические камеры, опираясь при этом на текст «О духовном в искусстве» Кандинского, где каждая из камер выглядела как некая авангардистская инсталляция, где цвета и формы были организованы таким образом, чтобы вызывать у заключенных чувство депрессии и глубокой тоски.       

ЕВ — Как ты относишься к социальным сетям, считаешь ли их одним из способов продвижения фотографа?

АН — Социальные сети — это зло и трата времени. Возможно, хороший инструмент для продвижения фотографа, только я понятия не имею, как им пользоваться. 

ЕВ — Существует ли конкуренция в России между фотографами? Если да, то в чем? Если нет, то когда ты пришел к этому выводу (что тебя подтолкнуло)? Может быть, я делаю подсказку, но надеюсь, что нет) Я стала понимать, что конкуренции не существует, когда стала преподавать фотографию и современное искусство 5 лет назад. Как ты думаешь, почему? 

АН — По моему, нет никакой конкуренции. Сейчас каждый второй фотограф, но хороших единицы и между ними конкуренции нет.

ЕВ — Ты очень ироничен. Есть ли, по твоему мнению, кроме тебя в России художник, который бы тоже смотрел на все через иронию постоянно? И второй вопрос: что ты думаешь о новой искренности. Постиронии и метамодерне? 

Мне кажется, Макс Шер очень смешной. Либо Сергей Новиков.  Мне нравятся названия «Наиболее часто посещаемые холмы и овраги» и «Отдаленный, звучащий чуть слышно вечерний вальс».

По моему каждый из нас в определенный момент становится метамодернистом и для этого вовсе не обязательно снимать на пленку. Снова воспринимать искусство исключительно как создание красоты и чистой эстетики, поставить чувства выше мысли — это вполне закономерный этап. Ничего в этом необычного нет, когда с  возрастом начинаешь тосковать по прошлому, где все было настоящим. Раньше это были прерафаэлиты, а теперь метамодернисты, завтра будут «новые чувственные», а после завтра — «слишком влюбленные». 

ЕВ — Любимая книга (и) по теории искусства.

АН — Считается  одной из лучших книг по истории современного искусства это «Искусство с 1900 года», но я бы не сказал, что она страшно увлекательна, хотя, она в категории must read, местами она просто невыносима, но прочитать ее все же нужно. Получать реальное удовольствие от чтения о современном искусстве я могу только от Гройса. 

ЕВ — Придумай, пожалуйста, название моей следующей выставки на Wall-online. Это название я буду использовать для Open call.

АН — Ну я совсем не силен в названиях и вдруг оно тебе не понравится,  а тебе придется его использовать, раз обещала. Ну, давай это будет «Дикая планета» — это название мультфильма Рене Лалу 1973 года. Я вдруг вспомнил этот мультик, а скорее музыку и раз уж ты меня спрашивала про метамодернизм, то пусть для твоей выставки будет много синего и коричневого цвета и немного сюрреализма. 

сайт neskhodimov.com/