Wall берет интервью у критиков, фотографов, художников и кураторов, чье мнение и опыт нам глубоко не безразличны.
Евгений Молодцов — художник, фотограф, исследователь. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
Екатерина Васильева — Женя, спасибо, что согласился ответить на мои вопросы для Wall. Мы с тобой знакомы давно, так как учились вместе в ФотоДепартаменте в 2012–2013 годах, а также участвовали в фестивале PHOTOVISA 2013 года «Макроклимат. Перемены». Ты — с «Гербарием Земли», а я с «Русским сезоном». Первый вопрос, который я бы хотела тебе задать, относится как раз к «Гербарию Земли». Мне всегда откликалась идея разбить проект на некие составные, иногда объединяющие, а иногда и противоречащие друг другу части, но которые могут создавать дополнительную интригу. Расскажи, пожалуйста, как ты понял, что этот метод в твоем случае может сработать и, насколько я понимаю, это было небыстрое решение.
Евгений Молодцов — Мои проекты всегда происходят из личной истории или событий, которые случаются со мной. Поэтому важна небольшая преамбула. В 2012 году я переехал в Санкт-Петербург после годовой стажировки в Болонском университете. Возвращаться в Москву, где я отучился в НИУ-ВШЭ (Высшая школа экономики), желания не было, как и продолжать аспирантуру по экономике. Для себя я твёрдо решил, что хочу быть художником. До этого было обучение в школе журналистики, небольшой опыт коммерческих съёмок и увлечение художественной фотографией. Новый город, новая жизнь, и в фотографии тоже был необходим новый опыт, который на тот момент мог предоставить в Петербурге только ФотоДепартамент.
Но, окунувшись в совсем другую — современную фотографию, я совершенно не знал, что с этим делать. Поиск себя и своего языка — это долгий путь, который никогда не заканчивается. Особенно тяжело было сделать первый проект, которым как раз и стал «Гербарий Земли». Надо было накопить определённую массу знаний по философии, фотографии и современному искусству, которую как раз и давали в ФотоДепартаменте. В определённый момент после того, как я перепробовал множество различных приёмов и методов съёмки, я пришёл к осознанию того, что эту ситуацию с поиском метода и визуального языка можно отпустить, и сфокусироваться на том, что я хочу сказать, что важно для меня. Можно ведь использовать уже существующий визуальный материал, который с появлением соцсетей, Google Maps, веб-камер и прочих новых цифровых способов получения изображений, стал избыточным. Тем более апроприация — вполне обоснованная, а может и единственная соответствующая стратегия работы в мире постмодерна (кстати, мою статью на тему апроприации в фотографии можно почитать тут).
Проект родился из того, что у меня уже было — страсти к путешествиям, в том числе и по картам Google Earth, и гербария, который я любил собирать и раскладывать по книжкам. Сначала я набрёл на виды карьерных отвалов из космоса, которые очень напоминают природные формы, а затем поиск закономерностей между малыми и большими формами завел меня ещё дальше — к Марсу и его ландшафтам. По правде говоря, этот проект так и остался незаконченным, мне хотелось уйти от чистого визуального сходства к более сложным метафорам и развить его дальше, реализуя, возможно, в виде книги или сложной инсталляции.
ЕВ — На персональном сайте ты пишешь о себе: ''Факты моей биографии (частая смена мест жительства, потеря привязки к конкретной территории — «номадическая» идентичность) значительно повлияли на формирование моей художественной практики и темы проектов''. Поясни, пожалуйста, ты сделал этот вывод уже анализируя свою художественную практику впоследствии или это понимание стало основой твоих проектов?
ЕМ — Думаю, что осознание практики всегда приходит после. Я часто переезжал, много путешествовал и легко принимал новые идентичности, но бессознательно меня всегда тянуло к исследованию мест и территорий, которые являются важными для меня, моей семьи. В какой-то момент в поисках темы для своих проектов я просто заглянул внутрь себя и спросил: что для меня важно, чего я хочу и почему делаю то или иное, почему для меня так необходимо возвращаться в те или иные места. Вместо того, чтобы бежать от себя, например, своей деятельности маркетолога-аналитика, которая приносит мне средства для существования, нужно принять себя и извлечь из этого пользу.
Также и многочисленные переезды и путешествия могут быть способом убежать от проблем, а могут и помочь легко принимать новые идентичности и осознать через эти мимикрии свою идентичность. Так, в проекте «Вепсский лес» я через различные практики пытаюсь осознать травму вепсского народа и почувствовать, что такое быть вепсом, который видит, как исчезают деревни и леса, в которых исконно жили вепсы. Эти практики помогли мне осознать то, что в конечном счёте невозможно присвоить чужую исходную идентичность, не пережив определённую травму, которую перенесли представители вепсов. И когда я возвращаюсь в родную деревню в Тульской области, в которой я вырос, и вижу, что с ней происходит (проект «Липа»), эта травма помогает мне конституировать себя и определить свою идентичность.
ЕВ — Лучшие три выставки, которые ты посетил за последние 5 лет. Почему они лучшие. По возможности, поставь ссылки.
ЕМ — «Метагеография. Пространство — Образ — Действие» в Третьяковке на Крымском валу в 2015 году.
http://aroundart.org/2016/02/02/foto-metageografiya/
Этот междисциплинарный выставочный проект посвящен жизненно важной теме — восприятию человеком пространства, в котором он существует.
Тот случай, когда для меня всё сложилось: тема, пространство, тексты, подбор проектов и композиционное решение. Выставка удачная, так как была хорошо продумана линия — от исторического контекста и картографии до современных проектов, кроме того, тексты хорошо дополняли проекты. Вместо классической музейной развески «по средней линии» архитектура залов предлагала изучение пространства через природные рельефы. Посетитель мог подняться по пандусам, взойти на подиумы, заглянуть внутрь геодезического купола. По итогам выставки был издан каталог-сборник текстов, включающий некоторые междисциплинарные исследования на тему идеального места, а также включал в себя статьи о постсоветском пространстве и образе пространства в искусстве. Это, наверное, самый мой любимый каталог на полке.
https://garagemca.org/ru/catalogue/L33685
Кстати, выставка продолжает ездить по стране в разных вариациях и недавно запустила сайт-публикацию, подготовленный по итогам мероприятия «Где мы?», прошедшего в Центре современного искусства «Заря» (Владивосток) в конце 2018 года и включавшего в себя выставки «Метагеография 3: ориентализм и мечты робинзонов» и «Один Северо-Восток», а также перформативный симпозиум, приуроченный к открытию выставок.
Сама тема метагеографии очень мне близка. Почти во всех проектах я работаю с осмыслением каких-либо географических пространств через образы и метафоры. (В 2019 году в Калининграде я сделал персональную выставку «Метагеография. Личный взгляд», где было представлено четыре проекта, которые показывали различные методы работы с пространством).
Вторая в моём личном списке — персональная выставка Мэта Коллишоу «Альбион», которая прошла в галерее Гари Татинцяна в 2018 году.
Центральное место в творчестве Мэта Коллишоу занимают темы иллюзии и желания, которыми он оперирует, разрушая и подвергая сомнению повседневное восприятие привычных образов. Его работы мне близки и интересны тонким балансом между поэтическим романтизмом и шокирующей мрачной иллюзорностью.
Особенно меня впечатлила созданная путем лазерного сканирования и воспроизведенная с помощью техники «Призрак Пеппера» (Pepper’s Ghost) проекция знаменитого дуба в Шервудском лесу Ноттингема, по преданию, служившем укрытием Робину Гуду. Кстати, эту технику я тоже использовал в своём проекте «Голограмма».
https://tatintsian.com/ru/exhibitions/mat-collishaw/exhibition-view/
Венецианская биеннале. https://www.labiennale.org/en/art/2019
В прошлом году я впервые побывал на выставке такого масштаба, меня поразило, как весь город может стать выставочной площадкой и жить искусством. У меня был всего день, хотя на биеннале и недели мало.
Из самых запомнившихся проектов — Alex Da Corte, Rubber pencil devil, в котором художник воссоздал 57 культовых моментов в области культуры в XX–XXI веке.
https://www.youtube.com/watch?v=EX2zZeYfE60
Ещё один запомнившийся проект — Tomas Saraceno, Arachnomancy Cards, в котором художник с помощью пауков создал огромную инсталляцию из живой паутинной нити, которая никак не была ограждена от зрителей и медленно разрушалась во время выставки.
https://studiotomassaraceno.org/arachnomancy-cards/
ЕВ— Что, по твоему мнению, является главным критерием для удачной развески, и можешь ли привести в пример одну из выставок, в которой ты участвовал и рассказать про ее концепцию?
ЕМ — По-моему, слово «развеска» неприменимо к современному искусству, развеска — это обычно плоскость стены, я же предпочитаю работать с пространством целиком, и зачастую это ещё и звуки плюс тактильный опыт. Здесь скорее применим термин «дизайн выставочного пространства» или «конструирование пространства опыта». Для меня основной критерий удачной выставки — это когда пространство тебя захватывает полностью, ты будто погружаешься в другой мир, и идея художника/куратора тебя обволакивает и поглощает.
Один из самых удачных опытов с выставочным пространством случился во время подготовки выставки «Моделируя пространство», прошедшей в 2018 году в Бертгольд центре в Санкт-Петербурге.
http://artuzel.com/content/opyt-modelirovaniya-prostranstva
https://vk.com/modeling_the_space
Эта выставка стала результатом исследования восемью современными художниками из Москвы и Санкт-Петербурга восприятия окружающего пространства через различные художественные практики, попыткой вернуться в «белый куб» после практик лэнд-арт художников, которые осознанно из него стремились выйти. Помимо двух кураторов над экспозицией работал архитектор пространства, что позволило использовать всю галерею Бертгольд центра и совместить в ней абсолютно разные по стилистике работы — от фотографий до скульптур и тотальных инсталляций и перформансов.
На выставке впервые был представлен мой проект «Липа». Для него специально построили тёмную комнату с минимумом света и подготовили лазерную инсталляцию, которая реагировала на присутствие зрителей. Помимо этого, присутствовали лайтбоксы, проекция и звук. Всё вместе, по нашей задумке, должно было работать вместе, «обволакивать» и погружать зрителя в проект
ЕВ — Расскажи, пожалуйста, про твое участие в параллельной программе Европейской биеннале современного искусства Manifesta в 2014 году в Петербурге. Чему научил тебя этот опыт?
ЕМ — Я участвовал в параллельной программе Манифесты в рамках резиденции «Фотодом», прошедшей в ФотоДепартаменте http://fotodepartament.ru/15726. Для меня это был необычный опыт, так как, во-первых, я стал одним из инициаторов проекта, а также разработчиком идеи, во-вторых, сформулировал концепцию и облёк в текст, который вошёл в каталог проектов Манифесты, в-третьих, сам опыт проживания в течение нескольких суток в замкнутом пространстве с другими художниками стал очень вдохновляющим и, хотя во время резиденции я не реализовал ни одного проекта, много наблюдал и учился у других участников методам коллаборации и генерирования идей.
ЕВ — Как и когда ты пришел к пониманию, что ты хочешь делать инсталляции для своих проектов. Есть ли среди них любимая, и сколько времени может занимать ее создание от идеи до воплощения?
ЕМ — Впервые я сделал инсталляцию в рамках выставки «Вепсский лес» в ФотоДепартаменте. Когда я планировал развеску работ для выставки, я понял, что фотографий недостаточно для передачи моего опыта, так как я использовал различные перформативные практики во время экспедиций в Вепсский лес, которые фиксировал на видео. Одна из таких практик включала запуск корабликов, сделанных из текстов вепсского эпоса «Вирантаназ», в речку Генуя. Это была очень интимная и тактильная практика для меня, и, чтобы передать эффект хрупкости, я решил помимо видео сделать инсталляцию. Это была гора из бумажных корабликов с текстом эпоса. На следующей выставке «Вепсский лес» в Угличе инсталляция стала тактильной и интерактивной. Зритель мог взять листочки с текстом эпоса, сделать свой кораблик и запустить по виртуальной реке.
В проекте «Липа», где я возвращаюсь в свою родную деревню спустя 15 лет и наблюдая за тем, что происходит с ней и вокруг неё, я в основном использую только перформативные практики и on-site инсталляции. При подготовке экспозиции проекта в рамках выставки «Моделируя пространство» было особенно важно взаимодействие зрителя с пространством, специально для выставки была создана инсталляция — лазерная сетка, которая проявлялась при входе зрителя и создавала иллюзию проволочного забора, за которым висели деревья, сделанные из проволоки настоящего забора, которым окружили мою родную деревню.
Последний проект «Е.Э.Р.» был представлен в Центре Современного Искусства им. Сергея Курёхина на выставке «Импульс» в виде саморазлагающейся инсталляции, где художник только задал начальные данные: создал среду на фотоплёнке для бактерий и грибов, — а далее зритель мог наблюдать в режиме реального времени, как исчезает изображение и память о Елене Эдуардовне Рамус, вещи и плёнки которой были найдены на свалке. Эта позиция художника для меня сейчас ближе всего — художник как архитектор пространства и событий, он лишь обозначает идею и задаёт вектор взаимодействия или наблюдения.
ЕВ — Говорят, что красота спасет мир. Как ты думаешь, спасает ли мир в эпоху постмодерна ирония?
И второй вопрос про твой анализ метамодерна, к которому мы приближаемся и характеристики которого мне очень откликаются.
В своем размышлении о метамодерне ты пишешь: ''В последнее время я вижу признаки того, что общество устало от деконструкции, иронии, релятивизма и нигилизма постмодерна и возвращается к растерянной за последние десятилетия искренности и универсальным истинам''.
Можешь ли ты привести конкретные примеры?
И второй вопрос — если бы писал статью сейчас, какие примеры проектов ты бы добавил к приведенным?
ЕМ — Мир постмодерна уже ничего не спасёт, постмодерн — конец всего и всему. Ирония и симулякры, по-моему, два главных спутника постмодернизма. И то и другое сейчас повсюду. Моё поколение в своём большинстве выросло на этой чистой иронии «Симпсонов», «Бивиса и Баттхеда» и «Южного Парка», симулякрах — масс-медиа и соцсетях. Поэтому нужен шаг назад — к «новой искренности», темам гуманистической и экзистенциальной проблематики, чтобы отменить конец мира.
Постправда — самый яркий пример усталости от деконструкции, иронии, релятивизма и нигилизма постмодерна. Но это очень обширная тема и здесь не буду её касаться. Основные проявления эпохи метамодерна пока отмечаются в культуре (кстати основным аргументом противников метамодернизма является то, что эта парадигма пока применима только к анализу культурной среды). Всегда существует лаг между проявлениями новой парадигмы в культуре и социальной и политической сферах. Так было с модерном и постмодерном, также происходит и с метамодерном.
Так как нам и читателям этого интервью небезразлична фотография, думаю, стоит привести пример именно из неё — это явный поворот в фотографии в сторону перформативности и повседневности в последнее десятилетие. Этот поворот анализирует Рауль Эшельман в статье «Заметки о перформатистской фотографии: познание красоты и трансцендентности после постмодернизма» (статью на русском языке можно прочитать в книге «Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма» (Раздел III. Глубина. Глава 12). Автор кратко описывает основные этапы перехода от модернизма (ищем прекрасное в повседневном мире) к постмодернизму (отстраняемся и не ищем) и нападает на критиков, которые любые отклонения от иронии считают возвратом к модернизму. В этой ситуации фотографы отошли от ироничного подхода, хотя и к модернизму не вернулись. Фотографы всё чаще выбирают в качестве объектов тривиальные, стараясь преодолеть банальность. Эшельман называет это явление «двойным фреймированием». Это означает, что «между „исходниками“ фотоснимка (внутренний фрейм) и авторским фактором, организующим их, должна существовать „сцепка“ или „соответствие“».
И ключевое отличие новых фотографий от постмодернистских работ в том, чтобы подтолкнуть зрителя ощутить эстетическую целостность. На вопрос, кто же отвечает за это эстетическое единство, автор отвечает так: повседневные вещи уже пропитаны высшей формой порядка, а воля фотографа с этим порядком совпадает. Никакой иронии, все гармонично, потому что всегда таким было (тут кстати жирный плюс за объектно-ориентированную философию). Деконструкция — это пройденный этап. Наступило время сборки.
Поэтому, если добавлять новые проекты, то это те, которые базируются на методах реконструкции, пересборки повседневности. Например, Joanna Piotrowska и её проект Frowst, основанный на инсценировке семейных снимков.
Или проект Peter Puklus «The Epic Love Story of a Warrior», который рассказывает о событиях и конфликтах XX века глазами семьи из Центральной и Восточной Европы через ассоциации и повседневные образы.
ЕВ — Расскажи, пожалуйста, если это возможно, про твою трудовую деятельность на сегодня. С чем ты совмещаешь художественную практику, и удается ли это делать?
ЕМ — Уже на протяжении тринадцати лет работаю маркетологом-аналитиком, последние десять лет — удалённо. Работа связана с поиском информации о рынках, анализом количественных и качественных данных, часто больших массивов. Мне нравится анализировать, собирать статистику и находить необычные закономерности. Я стараюсь использовать эти навыки в своей деятельности художника, например, эти знания помогли мне сделать исследование фотокниг, семантический анализ мифов и легенд для проекта «Гора-замок-камень-год» и находить нужную информацию для других проектов. Конечно, хотелось бы посвящать всё время только художественным проектам, но так как это почти не приносит средств для существования, продолжаю работать аналитиком.
ЕВ — Меня бесконечно волнует тема walking и дрейфа (когда была в декабре 2019 года в резиденции в Кронштадте, я брала за метод для работы идею дрейфа Ги Дебора). Расскажи, пожалуйста, про твои велосипедные дрейфы, с чего все началось и будет ли продолжение? И второй вопрос: в 2018 году в Калининграде в рамках резиденции прошла твоя персональная выставка «Метагеография. Личный взгляд», которая объединила четыре проекта, где ты работал с метагеографией. Можешь ли подробнее рассказать про то, как ты определяешь для себя этот термин и как происходило объединение проектов и каких. Остался ли доволен результатом и почему?
ЕМ — Дрейф для меня — один из способов вытащить на поверхность бессознательные образы. Началось всё с Италии, где я впервые с детских лет снова сел на велосипед. В проекте «Via Garibaldi» (я и мой друг проехали на велосипедах всю Италию с севера на юг, в каждом городе искали улицу Гарибальди и делали 1 фотографию на полароид), условия и места съёмки были чётко заданы: в нашем распоряжении для «дрейфа» была лишь 1 улица, иногда это был огромный проспект, а иногда улица в три дома. Италия для меня почти родная страна, где я прожил больше года, и культура которой мне хорошо знакома.
